– Я получил вести от отца, – начал он, запинаясь, но скоро слова полились из него сплошным потоком. – Мне передали письмо через одну маму-сан в Канагаве… в деревне голод, во всей округе, твоя семья тоже страдает, прости, что приходится говорить тебе это. Двое из моих младших двоюродных братишек умерли. Трое из отцовских братьев отказались от звания самурая, расстались со своими мечами – продали их, чтобы вернуть часть долга заимодавцу, мечи, которыми их предки сражались при Секигахаре – и стали рыбаками, по крайней мере, они работают на владельцев лодок, управляются с сетями с рассвета до темноты, чтобы получить хоть какие-то деньги! Томико, это овдовевшая дочь одной из моих тетушек, пришлось продать свою маленькую дочку торговцу детьми. Она получила достаточно еды, чтобы прокормить остальную семью в течение полугода – двух сыновей и отца-калеку. А через неделю она положила деньги в чайник, чтобы их там нашла моя мать, и бросилась со скалы в море. Она оставила записку, в которой написала, что сердце ее разбилось, когда ей пришлось продать свою родную дочь, но деньги помогут семье и нет нужды тратить их на еще один никчемный рот… – Слезы катились по его щекам, но рыданий в голосе не было, только злость. – Такая милая девушка, такая хорошая жена моему другу Мураи – помнишь его, он был одним из тех ронинов Тёсю, которые погибли при нападении на тайро Ии? Я говорю тебе, брат, ужасно быть самураем, когда ты не имеешь ни лица, ни содержания и когда тебе некуда идти, а быть ронином еще хуже. Но все равно, я… ты снова прав… я думаю, нам придется подражать вонючим гайдзинам, если мы хотим иметь боевые корабли, даже я знаю, что они не растут на рисовом поле. Мы должны найти способы заработать эти вонючие деньги и стать как все заимодавцы, торгующие рисом. Вонючие деньги, вонючие гайдзины, во…
– Прекрати, – резко оборвал его Хирага и протянул ему еще одну бутылочку. – Ты жив, ты трудишься для сонно-дзёи, завтра ты отправляешься на военный корабль, где много узнаешь, этого довольно, брат.
Ничего не видя и не слыша, Акимото покачал головой, утирая слезы.
– Было в письме еще что-нибудь? О моем отце, моей семье?
– Ну… вот, читай сам.
Он прочел:
Если Хирага с тобой: передай ему, что для его семьи настали тяжелые времена, мать его больна, денег у них нет и в долг им больше никто не дает. Если у него есть возможность переслать им хоть сколько-нибудь денег или устроить любой заем, это спасет им жизнь – разумеется, его отец никогда не попросит его об этом. Передай ему также, что его невеста все еще не прибыла и его отец опасается за ее безопасность.
Я ничем не могу им помочь, с горечью подумал Хирага, приближаясь к их с Акимото тайному убежищу в деревне. К ночи ветер усилился, шелестя соломой на крышах. Стало холоднее. Я ничего не могу сделать. Вонючие деньги! Акимото прав. Нам следует осуществить план Ори. Ночь вроде этой подошла бы лучше всего. Достаточно поджечь две-три хижины, и ветер перебросит пламя на другие дома и раздует настоящую огненную бурю. Почему не сегодня? Тогда этим вонючим гайдзинам придется вернуться на свои корабли и убраться восвояси. Уберутся ли они? Или я тешу себя несбыточной мечтой, и это наша карма – быть проглоченными ими.
Что же делать?
Кацумата всегда говорил: «Если сомневаешься – действуй!»
Сумомо! Едет в Эдо? Его сердце забилось быстрее, но даже мысль о ней не прогнала чувство вины перед семьей. Мы должны пожениться немедленно, пожениться здесь, пока есть время, домой идти невозможно, путешествие займет месяцы, а мне жизненно необходимо быть здесь, отец поймет.
Поймет ли? Действительно это жизненно необходимо или я просто обманываю себя? И зачем Кацумата устроил Сумомо к Ёси? Он не стал бы рисковать ею, если бы ничего не подготавливал.
Ничего! Я – ничто. Из ничего в ничто, снова голод, и нет денег, и никто не верит в долг, и ничем нельзя помочь. Без сонно-дзёи мы ничего не можем сделать…
И вдруг чешуя, покрывавшая часть его мозга, сползла серой пленкой, и он вспомнил, как Джейми объяснял ему некоторые стороны гайдзинского бизнеса, которые потрясли его. Через мгновение он уже снова колотил в дверь сеи и садился напротив него.
– Сея, я подумал, что мне следует сказать тебе об этом, чтобы ты мог приготовиться. Кажется, мне удалось уговорить главного знатока бизнеса среди гайдзинов встретиться с тобой в его большом доме, послезавтра утром, чтобы ответить на вопросы. Я буду переводить для тебя.
Сея поблагодарил его и поклонился, чтобы скрыть широкую улыбку, невольно появившуюся на его лице.
Хирага продолжал тем же елейным голосом:
– Дзами Макфи сказал мне, что по обычаю гайдзинов за это взимается плата, за эту и за другую информацию, которую он уже передал тебе. Равная десяти коку. – Он назвал эту ошеломляющую сумму так, словно говорил о нескольких медяках, и увидел, как сёя побледнел, но не взорвался, как ожидал Хирага.
– Невозможно, – сдавленным голосом произнес сёя.
– Я ему сказал то же самое, но он ответил, что как бизнесмен и банкир ты поймешь, какую огромную ценность имеют его сведения, и что он может даже подумать… – Снова Хирага взял себя в руки. – …даже поможет сее открыть бизнес, какого нет ни у кого, такой, как у гайдзинов, чтобы торговать с другими странами.
Опять это была не до конца ложь. Макфэй говорил ему о том, что с интересом встретился бы и побеседовал с японским банкиром – Хирага, упоминая о сее, преувеличил его значение и положение в Гъёкояме – добавив, что его более-менее устроит любой день, если его предупредить о встрече хотя бы за сутки, и что имеется много возможностей для сотрудничества.
Он наблюдал за сеей, в восторге от того, что видит старика насквозь: сею явно осаждали мысли об открывающихся бесчисленных возможностях с выгодой использовать знания Макфи и о том, что он будет первым, кто займется таким бизнесом.
– Очень важно быть первым, – втолковывал ему Макфэй, – твой японский друг поймет это, если он хоть сколько-нибудь бизнесмен. Мне нетрудно поделиться нашими навыками в бизнесе, твоему японскому другу будет также легко поделиться деловыми навыками и знаниями японцев. – Хирага едва не ослеп от головной боли, прежде чем понял, о чем говорил этот человек.
Он предоставил время сее мечтать и мучиться сомнениями.
– Хотя я ничего не понимаю в вопросах бизнеса, сёя, возможно, мне удастся снизить эту цену.
– О, если бы вы сумели это сделать, Отами-сама, вы доставили бы большую радость бедному старику, скромному слуге Гъёкоямы, ибо мне придется умолять своих хозяев о разрешении вообще заплатить хоть что-нибудь.